«Лопатки вместе, подбородок выше, взгляд прямо!» — раздался голос гувернантки в голове. Катерина звучала в её мыслях каждый раз, стоило только оказаться на людях. Анна сглотнула и вытянула макушку к небу.

«Ты же принцесса! Держи спину ровнее! Не суетись!» — визгливые указания заставляли мурашки воспоминаний маршировать вдоль прямого, как мачта, позвоночника.

«Улыбнись! Чуть приоткрой губки, не скалься!» — Анна мысленным усилием подняла уголки губ и снова почувствовала себя пятилетней девочкой на уроке хороших манер. Ей тогда совершенно не хотелось улыбаться. А гувернантка больно хватала воспитанницу за подбородок, и пальцами придавала её рту подобающее выражение, будто лепила из глины фигурку послушной куклы.

«А взгляд можно и поскромнее, юная леди! На свой народ ты тоже будешь так смотреть?!» — язвительно вопрошала Катерина, продолжая стискивать холодными пальцами её личико. Анна тогда подумала, что гувернантка её точно ударит, как отец лупил нерадивых слуг. Но принцессу не били. Её отправляли «подумать над своим поведением». И покои, где любая безделушка стоила дороже детского желания играть, были худшей темницей.

Анна оторвала взгляд от грязных камней мостовой. Вот он, её народ. Она не всматривалась в лица, не искала знакомые одежды, лишь постаралась сделать выражение глаз внимательным и участливым, как когда-то учила наставница.

Вспомнились маленькие ручки, бессильно прикрывающие мокрые следы от слёз на кружевах платья. Малышке ни всхлипом, ни покрасневшими щеками нельзя было выдать своей обиды на несправедливое наказание. В минуты «заточения» в спальной комнате юная Анна и придумала, что будет только играть в принцессу. Будто это всё понарошку. Может, тогда станет веселее?

И Катерина перестала хватать её за подбородок, а потом даже начала говорить, что такой хорошей девочкой будут гордиться король с королевой. Анна не знала, так ли это, но хотела верить.

Родители заинтересовались её фигурой, когда девушке исполнилось шестнадцать. «Завидная невеста!» — зазвучало со всех сторон. И начались торги. Конечно, они не должны были касаться нежных ушек принцессы, но сплетни по двору бегают быстрее мышей. Вскоре Анна узнала, что её цена — три сундука золота и чья-то подпись в каком-то договоре. «Это просто игра», — успокоила она себя привычной мыслью, и улыбнулась, чуть разомкнув губы.

«Следи за походкой! Тебе нельзя споткнуться на глазах людей! Что они подумают? По лестнице поднимайся гордо — неси себя в мир!» — неутомимый голос Катерины заглушал в мыслях Анны все звуки площади. Под её ногой скрипнула деревянная ступенька. Она поднялась на помост.

Её отдали замуж за старика: кажется, ему было сорок. Она продолжала играть свою роль, вовремя опускала глаза и улыбалась. Кукла просто сменила полку.

Потом были роды и смерть первенца. Снова её руки прикрывали следы слёз на платье в пустой спальне. И снова нельзя было выдать своей злости на подлость судьбы. «Спину! Взгляд! Улыбку!» — набатом звенели в голове наставления Катерины. Каждый раз.

Анна расправила плечи. Посмотрела на людей, окруживших помост. Кричат. Ненароком даже подумала, что они скандируют заветы старой гувернантки. Едва не рассмеялась такой фантазии, но вовремя себя одёрнула — дала себе слово не пускать настоящие чувства на кукольное личико.

Мужчина в тёмной мантии долго что-то читал с листа.

— ...За преступления против... достойна мучительной... как простолюдинку... Славься революция!

Голос едва пробивался через галдёж нравоучений в мыслях Анны. Но внезапно замолчал. Сотни глаз со всей площади уставились на помост. Верёвка легла на женскую шею и показалась холодной, как пальцы Катерины. Уверенная улыбка чуть дрогнула. И медленно сползла. Как же она ненавидела те бескровные злые пальцы! Ненавидела свои безжизненные покои в часы наказаний! Ненавидела равнодушные взгляды родителей! Ненавидела игру в принцессу! Только игру?

Две дорожки слёз закапали на платье. Рука потянулась прикрыть пятно. Не нужно. Этого больше не нужно.

— Идите к чёрту, — устало сказала Анна, и посмотрела так, как ей запрещали это делать сорок лет.

С площади расходился народ. На виселице болталась марионетка, в последнюю минуту ставшая человеком.